Григорий Горин - Кин IV
Кин. Извините, но вы сами напомнили… Для чистого листа моим слабеющим глазам еще хватит зоркости. (Смотрит лист на просвет.) К сожалению, этот контракт меня не устраивает.
Елена. Почему?
Кин. Во-первых, я не люблю выступать в странах, не понимающих по-английски. Когда спектакль идет на чужом языке, артисты похожи на зверей в зоопарке. Публика реагирует на мычание и почесывания, забывая про суть. Во-вторых, здесь просматривается подпись короля, а я боюсь шуток, которые вы вместе с ним придумываете…
Елена. Милый Кин, неужели вы до сих пор меня ревнуете?
Кин. Вас это огорчает?
Елена. Мне это льстит… Но надо быть благоразумней. Прошло столько лет. За это время принц Уэльский стал королем, вы – благополучным семьянином…
Кин. А вы, графиня – полномочным представителем Дании?
Елена. Тронута, что вы интересуетесь моей судьбой… К сожалению, мой супруг часто болеет и приходится брать на себя часть его обязанностей…
Кин. Итак, вы пришли в мой дом в интересах Дании?
Елена. Можно считать и так.
Кин. И в интересах вашей страны, чтоб я играл целое лето в полупустых залах Копенгагена?
Елена. Вы недооцениваете себя, мистер Кин… (Решительно.) Хорошо. Буду с вами до конца откровенна. В интересах моей страны, чтоб вы на три месяца покинули Лондон. И не столько вы, сколько ваша супруга…
Кин. При чем здесь Анна?
Елена. Мистер Кин, извините, но у вас действительно неважно со зрением. Следует заказать хорошие очки. А заодно и проверить слух. Не может быть, чтоб вы не слышали о том, что король проявляет повышенный интерес к миссис Анне Кин.
Кин. Чепуха! Ему всегда нравились мои женщины…
Елена. Безусловно! Однако шалости принца и увлечения короля – не одно и то же. Фаворитка его величества становится важной фигурой. Ваша очаровательная жена это понимает, поэтому она зачастила в посольство Швеции. Усиление влияния Швеции противоречит интересам Дании. Потому Дании выгодней оплатить ваши полупустые залы… Все просто!
Кин. Боже, какой театр!
Елена. Политика – всегда театр, мистер Кин.
Кин. И в нем мне отведена роль рогоносца?
Елена. Поэтому я и предлагаю вам сменить амплуа.
Кин (в бешенстве). Чушь! Ни единому слову не верю. Хотите убедить меня, что политика убила в вас женщину?! Этого не бывает. Вас выдают глаза… румянец на щеках… Вот я беру вас за руку, и вы замираете, как беззащитный зверек… Я пожимал руки десяткам послов, ни у одного из них мое прикосновение не вызывало такой реакции. Зачем вы пришли? Зачем ломаете комедию? Это он вас надоумил? Его величество Георг?! (Обнимает ее.)
Елена (отстраняясь). Бедный Кин, какой вы наивный… Вы действительно ревнуете меня? А как же Анна? Или ее тоже?
Кин. Всех! Я ревную к нему всех, кого люблю. А он ревнует меня! Такова ниточка судьбы, повязавшая меня с этим человеком. Но больше всего я ревную к нему себя самого, мою идиотскую доверчивость. Обрадовался: его величество зачастило в Друри-Лейн. Пыхчу на сцене, изображая страсти мавра, и не понимаю, почему публика хихикает… А чего ж не смеяться, когда все знают, чем занимается с Дездемоной его величество после спектакля… Вот, что меня бесит!
«Будь воля неба
Меня измучить бедами, обрушить
На голову мою позор и боль,
Зарыть меня по губы в нищету,
Лишить свободы и отнять надежду, –
Я отыскал бы где-нибудь в душе
Зерно терпенья. Но, увы, мне стать
Мишенью для глумящегося века,
Уставившего палец на меня!!»
(Неожиданно печально.) Такую пьесу превратить в фарс. Никогда не прощу! (Решительно подходит к столу, берет письмо, рвет его на части.) Графиня, благодарю за лестное предложение, но вынужден отказаться. Климат Дании мне вреден.
Елена. Очень жаль, мистер Кин. Думаю, Дания будет огорчена. Что касается лично меня, то я в этом не уверена… (Подходит к Кину, целует его.)
Входит Анна.
Анна (невозмутимо). Стол накрыт. Прошу!
Елена (также невозмутимо). Сожалею, миссис Кин, но я вспомнила, что у меня неотложные дела. Благодарю за гостеприимство. Надеюсь, скоро увидимся. (Уходит.)
Анна (Кину). Что это все значит?
Кин. Ничего особенного… Запоздалый поцелуй шестилетней давности…
Анна (зло). Меня это абсолютно не волнует. Я спрашиваю, почему она ушла?! (Замечает порванное письмо.) Ты болен, Эдмунд! Тяжело болен… Тебе надо лечь в больницу.
Кин. Умоляю, Анна. Не надо семейных сцен. Я устал.
Анна. Это я устала!! Шесть лет с тобой – шесть лет каторжных работ…(Нервно обмахивается веером.)
Кин. Откуда этот веер?
Анна (не слыша). Шесть лет капризов! Не забывай, я – тоже актриса! И у меня есть нервы! Я тащу на себе весь репертуар.
Кин (резко). Откуда этот веер?!!
Анна. Ну, вот! Нападение – лучшее средство защиты! Что ты хочешь от меня, Эдмунд?! Я не знаю, откуда. (Швыряет веер.)
Кин. Зато я знаю. Этими веерами один человек в Лондоне метит своих женщин, словно тавром кобылиц в королевской конюшне!!
Анна (нервно смеется). Ну вот, теперь еще сцена ревности. Будем репетировать «Отелло»?
Кин (мрачно). Послушай, Анна, когда-то ты мне рассказывала, что впервые увидела меня сидящим за столом лицом к стене. Ты говорила, что мечтала сесть напротив… Сядь!! (Кричит.) Сядь, я приказываю!
Анна испуганно садится. Кин садится напротив.
Я не стану читать тебе мораль. Сам не безгрешен, не смею требовать праведности от других. Я прощу измену, но не унижение. Потому что можно вдруг потерять голову от любви, но нельзя хладнокровно изменять мужу для его же блага!! Тут не ревность, тут будет оскорблено само существо человека, и Бог оставит его, и придет на его место дьявол, и тогда вспыхнет бешенство!!! (Вскакивает, опрокидывает стол и стул.)
Анна (визжит). Я ненавижу тебя!
Входит Чарлз, в его руках флейта.
Кин (сдерживаясь). Все в порядке, сынок. Мы с мамой репетируем вечерний спектакль… Не так ли, Анна?
Анна (сдерживаясь). Конечно, дорогой! Наш мальчик – взрослый и, надеюсь, все понимает…
Анна уходит.
Кин (ставит на место стул). Актер никогда не должен отдыхать, Чарлз. Надо все время поддерживать тонус. Запомни!
Чарлз (протягивает флейту). Ты можешь сыграть?
Кин. Попробую… (Берет флейту, извлекает несколько звуков.) Не получается.
Чарлз. Тогда спой песенку…
Кин. Какую?
Чарлз. Про Артура…
Кин. Это очень грустная песенка, Чарлз. И страшная. Не испугаешься?
Чарлз. Нет.
Кин. Хорошо. Тогда слушай… (Напевает.)
Когда Артур взошел на трон
И назван королем,
Накрыл он стол на сто персон,
Но сели мы вдвоем.
Король воскликнул: «Черт возьми!
Где гости? Не пойму!» –
Вы приказали их казнить, –
Ответил я ему. –
Ну, вот! – вздохнул Артур. – Ну, вот!
И как я мог забыть,
Что время ужина придет
И надо с кем-то пить?
Я не люблю сидеть вдвоем,
Безлюдье тяготит.
Пустые стулья за столом
Мне портят аппетит! –
Ах, не волнуйся, мой король!
Ты можешь пить и есть!
Ведь души сгубленных тобой
Сидят незримо здесь.
Сейчас они вина нальют;
Ножами застучат, –
И не придется королю
За трапезой скучать!..
(Играет тихо на флейте.)
Затемнение
Картина пятая
Комната отдыха королевского спортивного зала. Несколько ширм. В глубине видна ванна. Соломон в одежде королевского лакея готовит воду. Входит король Георг, в белом спортивном костюме, с теннисной ракеткой в руках. За ним – графиня Эми Госуилл.
Эми. Нет, ваше величество, уверяю: в третьем сете вы были великолепны. Какой удар, какая мощная подача…
Король. А мне вдруг показалось, что ваш муж нарочно проигрывает…
Эми. Ну что вы! Я же смотрела со стороны и могу быть объективна. Он метался, как заяц, из конца в конец площадки, но что можно сделать, когда противник сильнее?
Король. Не выношу легких побед. Глупейшее положение: проигрывать не терплю, а когда выигрываю, то начинаю мучаться, что со мной сыграли в поддавки. Буду играть теперь только со стенкой…
